— Это уже ближе к теме, — кивнул я на простой и графичный эскиз. — Я вот что подумал, дорогой мой друг Константиныч, нужно изготовить большую квадратную печать и ставить на упаковку четкий тёмно-синий оттиск. Дёшево и сердито.

Затем я выразительно прокашлялся и выложил на стол купюру номиналом в 25 рублей. Художник не менее выразительно два раза кашлянул, покосился на запертую дверь и спрятал презент во внутренний карман пиджака.

— С вами можно иметь дело, — прохрипел 40-летний, помятый сложной творческой жизнью Арамис. — Сделаю я печать. Какое будет информационное наполнение?

— Значит так, — задумался я, моментально вспомнив жаркие вдохновляющие поцелуи Виктории. — Верхняя надпись такая: «Набор фигурок». Вторая строка крупными буквами: «ЧИНГАЧГУК». Третья строка: «Сделано: „Машзавод“ г. Александровск». И последняя строчка: «Цена 4 ₽». Хотя нет. Слово «цена» напишем, а сумму проставлять не будем. Пусть этим займётся сам магазин.

— Это ещё почему? — проскрипел художник.

— По законам рынка, чем сильнее спрос, тем выше цена на товар, — криво усмехнулся я. — И вот ещё что. В слове «ЧИНГАЧГУК» центральную букву «А» нужно изобразить как индейца, стреляющего из лука. Тем же макаром делаем печать и для набора фигурок ковбоев. Только большими буквами напишем слово: «ШЕРИФ».

— И центральную букву «Р» нужно изобразить в виде фигурки ковбоя? — догадался заводской художник.

— Точно, ковбой одной рукой поправляет шляпу, — кивнул я. — И последнее, эти две печати нужны ко 2-му января следующего 1975 года. Извини, но директор требует начать продажи уже в январе. Вопросы?

— Выпьешь? — спросил меня стремительно стареющий Арамис, вытащив ящика стола маленькую чекушку водки.

— Некогда, — захохотал я, — на том свете напьёмся, Константиныч! Я улетел.

«Что ж, два важных дела на сегодня сделано, — подумал я, выскочив из кабинета художника. — Со студентами ПТУ переговорил, печати для этикеток заказал. Завтра разгребём хлам из цеха, и нужно будет в старом неухоженном помещении покрасить стены, побелить потолок, а пол ошкурить и покрыть олифой. Следовательно, пора навестить бригаду наших заводских строителей. Думаю, что к Новому году они от денежной халтурки не откажутся».

— Иван! — вдруг выкрикнул Толь Толич, показавшись в другом конце коридора. — Пожди! — махнул он рукой и побежал мне навстречу. — Я тебя везде ищу! Ты где пропадаешь?

— Что ж я у художника-то не задержался? — пробубнил я себе под нос и, улыбнувшись, сказал, — Толь Толич, работа у меня такая. Ни секунды покоя, ни минуты покоя, что же это такое? Производство само себя не организует. Сейчас самая хлопотная пора.

— Хлопотная-расхлопотная, — заворчал старший тренер. — Ты почему мне ничего не сказал? Почему я от посторонних людей узнаю, что тебе выезжать с ночёвкой из города нельзя? У нас так-то в сезоне два дальних выезда: Соликамск и Красновишерск.

— Значит, поедете без меня, — пробурчал я и пошагал к строителям, цех которых находился на территории завода. — В чём проблема?

— Что значит поедем без тебя? — опешил тренер и, схватившись за голову, посеменил по коридору рядом, — ты же наше всё, я так этого не оставлю! — ещё сильнее завёлся он. — Ты вообще соображаешь, о чём говоришь⁈

— А вы как хотели? — крякнул я. — Свесить ножки и смотреть, как я буду в одиночку тащить команду в финальный турнир? Сыграете на двух выездах без моей волшебной самозабивающей клюшки, не переломитесь. Чему всегда учил старший тренер Тарасов А. В.?

— Чему? — переспросил Толь Толич.

— Хоккей — игра коллективная, и без коллектива никакая звезда команду не вытащит, — сказал я, подняв указательный палец вверх, и вышел на улицу, куда из-за декабрьского мороза тренер без шапки и в одном тоненьком пиджачке уже не побежал.

Однако, высунувшись из дверей заводоуправления Толич Толич ещё с минуту кричал, что этот вопрос он так просто не оставит, что с этой животрепещущей проблемой дойдёт до первого секретаря местного горкома, товарища Мазеина. «И вообще, — надрывался он, — участковый — нормальный мужик! С ним можно договориться! Для командного бюджета накрыть стол в ресторане теперь не проблема».

«Проблема не в столе и не в участковом, — думал я, топая по заснеженной дороге с колдобинами от следов трактора. — Проблема в том, что при моём примерном поведении, которое не даст даже малейшей зацепки, чтоб увеличился срок высылки, в следующем сезоне я буду играть в Высшей лиге. Высшая лига — вот главная цель, а чемпионат области — это всего-навсего тренировка».

Репетиция новогоднего представления агитбригады «Фреза» на сцене городского дворца культуры шла уже целый час. И всё это время я сидел в зрительном зале и, периодически засыпая, клевал головой. По задумке Киры Нестеровой мой дедморозовский выход предполагался в самом финале концерта. Я должен был, пародируя престарелого Ельцина, поздравить всех с наступающим праздником, показать фокус с шайбами и, вызвав Снегурочку на сцену, спеть вместе со всей агитбригадой и залом финальную песню: «В лесу родилась ёлочка, а рядом с нею пень». И хоть такой режиссёрский ход выглядел довольно-таки уныло, я не возражал.

— Как тебе мой новый парик? — хихикнула Наташа Сусанина, усевшись рядом.

— Пакля белая, — поморщился я. — У тебя же свои природные волосы растут до середины спины. Зачем тебе это недоразумение?

Я снял с головы девушки синтетический парик с косой, и вдруг меня осенила одна замечательная идея.

— А я думала, что ты на меня даже и не смотришь, — игриво проворковала Сусанина, которая сегодня каждую свободную минуту крутилась вокруг моей мощной хоккейной фигуры.

— Пффф, — выдохнул я. — А ты знаешь, что вчера на завод прибегал твой ревнивый жених из горкома КПСС?

— Да? — наигранно удивилась девушка.

— Да, — прошипел я. — Потребовал от меня держаться подальше и пообещал большие неприятности.

— А ты? — захихикала Сусанина.

— Предложил ему написать совместное письмо товарищу Брежневу о том, что современные девушки совсем отбились от рук, — хохотнул я. — Не хотят выходить замуж за членов партии, насмехаются над честными сотрудниками горкомов и райкомов и нагло флиртуют с беспартийными аморальными личностями.

— И что из этого следует? — Наташа прикрыла рот рукой, чтобы своим громким хохотом не помешать репетиции.

— Из этого вытекает сразу несколько конкретных предложений, — с серьёзным видом кивнул я. — Провести симпозиум обманутых женихов-коммунистов, широко осветить сие событие в прессе и снять художественный фильм, в котором легкомысленная и симпатичная девушка, прочитав в библиотеке «Капитал», бросает известного хоккеиста и уходит жить к простому инструктору горкома.

— И что мой так называемый жених? — затряслась от тихого смеха Сусанина.

— А он оказался не так уж и глуп, — мстительно улыбнулся я. — Сразу сообразил, что если такое идиотское письмо появится на свет и ляжет на стол председателя областного комитета партии, то про карьерный рост можно смело забыть.

— Я смотрю тут кому-то неинтересно, что происходит на подмостках нашей сцены⁈ — крикнула на нас Кира Нестерова, которая в данный момент сама была на сцене и разбирала с актёрами какую-то миниатюру. — Кто-то хочет пулей вылететь из самодеятельности, так⁈

— Очень интересно, Кира Владимировна, — затараторила Наташа. — Очень интересно.

— Тогда, Сусанина и Тафгаев, пожалуйте сюда и покажите, на что вы способны? — хмыкнула режиссёрка агитбригады «Фреза».

Глава 17

— Тааак, понимаешь, — крякнул я скрипучим голосом, который смутно походил на мало внятную речь Ельцина, когда появился на сцене в шубе Деда Мороза. — Прилетел, понимаешь, на оленях, поставил животных на стоянку, зашёл на минуту позвонить Снеговику по междугородке в Гренландию. Вышел: ни оленей, ни подарков, ни Снегурочки, понимаешь. Это куда я вляпался? Что это за населённый пункт, понимаешь?