Однако войдя в директорский кабинет, я застал там товарища Рогута в гордом одиночестве. Григорий Филиппович отчего-то не сидел за своим столом, перебирая корреспонденцию и сводки с полей битвы за производственный план, а стоял ко мне спиной и смотрел в окно, которое выходило на улицу Ленина. Что он хотел разглядеть среди падающих на землю больших хлопьев снега? Какие мысли роились в голове директора? В принципе догадаться было не сложно. Ибо мы все, так или иначе, перед принятием важнейшего решения, хотим заглянуть в будущее.

— Доброе утро, — поздоровался я, прикрыв за собой дверь кабинета.

— Здравствуй, Иван, — коротко буркнул директор и, развернувшись, подошёл к своему столу, на котором стояли восемь оловянных фигурок североамериканских индейцев. — Честно говоря, поначалу я в эту твою затею нисколечко не поверил, — Рогут взял фигурку индейца с луком и очень внимательно на неё посмотрел.

— Дали поиграть этих солдатиков своим детям? — догадался я.

— Кхе, — недовольно крякнул директор. — Ты даже не представляешь, какая была сегодня истерика, когда я забрал этих чингачгуков на работу. Присаживайся пока, сейчас остальные подойдут.

«Как же всё-таки у нас любят собираться и заедать, — думал я, спустя час бесплодных разговоров, которые вели: директор завода, секретарь парткома, бригадиры разных цехов и комсомольские вожаки. — Если так дело и дальше пойдёт, то нужно будет объявлять перерыв на обед и потом снова начинать переливание бессмысленных слов и предложений из пустого в порожнее и обратно».

Только один человек среди всех собравшихся высказался по делу и по уму. И это был защитник нашей заводской команды — Василий Богомаз, который в свободное от спорта время работал на заводе слесарем 7-го разряда. Он чётко сказал, что на производство одного стального кокиля, то есть специальной формы, куда заливается металл, уйдёт минимум один день, а то и два, так как работа слишком тонкая. Следовательно, на запуск производства наборов индейцев, ковбоев и пиратов потребуется целый месяц. А ещё Богомаз предложил использовать не дорогостоящее олово, а сплав: цинк-алюминий-магний.

— У нас в следующем году заканчивается 9-я пятилетка! — гудел секретарь парткома Юрий Георгиевич, широкоплечий и коренастый мужчина примерно 40-а лет. — Поэтому предлагаю производство этого детского баловства перенести на 1976 год.

— Производство этого, как ты выразился, баловства нам может по самым скромным подсчётам дать 200 тысяч рублей экономии в год! — рявкнул товарищ Рогут.

«Всё, по четвёртому кругу пошли, — подумал я, тоскливо посмотрев за окно. — Сейчас комсорги начнут по одному возмущаться, что в цехах и так работать некому. Так откуда возьмутся люди на этот экспериментальный литейный цех?».

— А я так скажу! Прямо! — гаркнул комсорг Бушуев. — В цеху, едрить, работать некому. А вы предлагаете вырвать из процесса лучшего слесаря Богомаза! Так мы никогда не договоримся.

— Я тоже считаю, что сейчас отвлекаться на ерунду мы просто не имеем права, — поддержал коллегу молодой перспективный и симпатичный бригадир комсомольско-молодёжной бригады товарищ Собянин. — Ответим трудовыми успехами на призыв нашей родной коммунистической партии!

«Это какой-то дурдом, — с грустью подумал я. — Деньги буквально валяются под ногами, осталось только нагнуться и их поднять, но это не входит в наши пятилетние планы, в которых чёрным по белому написано дать стране угля, а не игрушечных солдатиков. Потому что так завещала и запланировала наша партия. Правда она сидит за тысячи километров в Москве и просто не в состоянии понять, что жизнь меняется гораздо быстрее пяти лет, и что мир намного сложнее, чем это описывали в своих сочинениях Маркс и Энгельс. Помнится, в природе существовал такой динозавр с огромным телом и маленькой головой, который тоже с большим опозданием реагировал на нападение быстрого и вёрткого хищника. Он плохо кончил».

— А пусть Иван выскажется, — предложил Василий Богомаз. — Мы, который день вместе тренируемся, и мне кажется он толковый и деловой мужик.

— Знаем мы его дела! — отмахнулся парторг завода. — Разорил нашу заокеанскую команду, теперь здесь отсиживается и по девкам бегает, кобель.

— Благодарю за лестную характеристику, — улыбнулся я, удивившись скорости распространения слухов. — Товарищи, дело которое мы сейчас обсуждаем гораздо серьёзней, чем кажется на первый взгляд. Наш завод производит оборудование для местных угольных шахт. Верно?

— Нет, для Америки, — хохотнул парторг Юрий Георгиевич, чем вызвал всеобщий хохот.

— В этот, в Нью-Йорк конвейеры посылаем! Ха-ха-ха! — громче всех гоготал комсорг Бушуев.

— Теперь внимание: уголь, который добывают в шахтах, сжигается в кочегарках и на местной Яйвинской ГРЭС, — продолжил я, проигнорировав шутку. — Однако и кочегарки и ГРЭС не сегодня так завтра переведут на более дешёвый газ. А это значит, товарищи заводчане, что шахты скоро одну за другой начнут закрывать. Нет шахт — нет заказов на завод. Не будет заказов на завод, то чем вы будете кормить свои семьи?

После моего вопроса смех в одночасье прекратился. И на лицах некоторых мужиков, лично я, разглядел озабоченность, и даже испуг.

— Спокойно, товарищ Тафгаев, страна нас не оставит! — рявкнул парторг. — Там поумнее тебя люди сидят, — Юрий Георгиевич показал пальцем на электрическую лампочку. — Я считаю, что наш сегодняшний балаган пора закрывать. Сначала выполним пятилетний план, а через год рассмотрим идею с солдатиками.

— А если в этом году решиться клепать подобные игрушки, ну скажем, свердловский «Уралмаш»? — спросил я в полной тишине. — Это огромное предприятие завалит солдатиками все уральские магазины. Что вы скажете тогда? Кто вас потом на чужой рынок сбыта пустит?

— Что значит, кто пустит⁈ — заревел белугой парторг. — Мы, между прочим, не при капитализме живём, товарищ Тафгаев.

— Как вы это объясните детям и их родителям, когда они увидят на прилавках магазинов наш набор солдатиков за 4 рубля, а рядом за 3 рубля точно такой же с «Уралмаша»? — прошипел я.

— Ладно, хватит разговоры разговаривать, — наконец высказался директор завода. — С завтрашнего дня вы, товарищи Богомаз и Тафгаев, начинаете работать над кокилями. А потом мне представите список всего, что нужно для открытия экспериментального цеха.

На этих словах тут же стали возмущаться бригадиры и комсорги, но товарищ Рогут разом заткнул всех, сказав, что для низкоквалифицированной работы можно привлекать студентов училища и приказал всем расходиться по рабочим местам.

«А жизнь-то налаживается, — подумал я, покидая кабинет директора. — Не прошло и недели, как я уже начальник экспериментального литейного цеха. Кстати, кроме студентов можно привлечь к литью фигурок и старшеклассников. Смену после учёбы отпахал, три дня отдыхаешь, зато появятся деньги на джинсы, магнитофон и на прогулки с девушками. А девчонки придут работать, заработают на косметику и новые платья. А если летом поступят в ВУЗ, то будет на что снимать квартиру, ведь учиться и жить в общаге — врагу не пожелаешь».

— Иван, на тренировку-то сегодня приходить? — дёрнул меня за рукав Вася Богомаз.

— Обязательно, — крякнул я, — пока ты мой временный подчинённый, я с тебя ещё больше на льду буду спрашивать. Защита в нашей команде — это одно из самых слабых мест. Слабее только вратари, ёкарный бабай.

Умельцы, которые взялись мастерить деревянные трибуны для городского хоккейного стадиона, оказались не такими уж бессребрениками. Триста рублей за работу они взяли, но потребовали ещё восемьсот тугриков за доски и бревна. Либо по окончании сезона они всю эту конструкцию разбирают и продают на дрова. И на сегодняшней вечерней тренировке кроме стука молотков, то тут, тот там раздавался возмущённый голос Толь Толича, который позабыв обязанности старшего тренера, ругался с таким же горластым бригадиром плотников. Толь Толич требовал обосновать откуда нарисовались ещё 800 целковых, а бригадир отмахиваясь ворчал, что эти деньги взялись из леса, вместе с древесиной.